Невско-Ладожский бассейн в истории военно-торговых путей до XVIII века.

Когда мы вспоминаем о начале старого Петербурга, то перед нами прежде всего встают поэтические образы Пушкина: образы «града Петрова», «окна в Европу», мирового порта, в котором гостят «все флаги». Какая глубокая историческая действительность нашла себе выражение в этих поэтических образах «Медного Всадника»?

В настоящее время и наука историческая, и археология, и новейшая лингвистика особенно выдвигают проблему изучения мировых путей, которыми общались между собою части человеческого рода, сближались и влияли друг на друга великие национальные культуры. Если когда нибудь станет возможным начертать схему путей, стихийно-колонизационных, военных, торговых, связывавших с незапамятной древности Европу и Азию, то наша древняя Россия, представлявшаяся какой-то окраиной, чуть не захолустьем Европы, окажется расположенной на важнейших центральных узлах этих путей, далеко расходившихся и на финский север, и на германский запад, и на византийский юг, и на мусульманский восток. Одной из важнейших магистралей этой грандиозной и сложной сети восточно-европейских путей был путь, соединявший моря Балтийское и Черное, «из варяг в греки», а головным участком этого, действительно, великого пути был путь Невский.

Приучаться к пользованию водными путями, центральным бассейном которых было Ладожское озеро, начал уже доисторический человек, обитавший на его берегах во времена неолита: этот человек умел сооружать дубовые челны, крепкие и устойчивые ¹). Ко времени образования на путях того же Ладожского бассейна в IX-Х веках Новгородского государства на них явственно обозначилось скрещение весьма далеких одна от другой национальных культур. Так, в Ладоге, первом опорном пункте Новгорода на пути к морю, археологическими исследованиями обнаружены, кроме вещественных памятников новгородских славян, утвердивших здесь свое политическое господство, также памятники финской культуры, варяжские (скандинавские) погребения, арабские монеты. Один этот факт дает основание сказать, что пути Ладожского бассейна имели уже и в те времена не только местное, но и международное значение ²).

Новгородское государство, державшее в своих руках северный ключ к великому водному пути «из варяг в греки», было государством колонизатором. Колонизация, руководимая, главным образом, предпринимателями-капиталистами, а позднее - монастырями, составляла основу богатства и политического могущества Великого Новгорода. Захватывая громадное пространство от Ладожского и Онежского озер к северу и северо-востоку до берегов Белого моря и за Северную Двину, эта колонизация направлялась на использование обильных природных богатств, речных, лесных и морских. Собираемые в изобилии новгородскими колонизаторами-предпринимателями продукты требовали удачного торгового сбыта, почему для Новгорода владение путями на внешние рынки являлось столь же важной задачей, как и непрерывный захват все новых и новых районов для колонизационных предприятий ³).

Сама природа открывала новгородской торговле три главные пути на внешние рынки. Первым таким путем, шедшим непосредственно от самого Новгорода, и был путь по Волхову, Ладожскому озеру и Неве в западно-европейские страны. Другой путь - по Северной Двине в Белое море, прорезавший богатейшие колонии Новгорода в Поморье, не мог иметь значения для Новгорода во времена его независимости. На Северную Двину со стороны моря в те времена совершались только неожиданные нападения «свеев-мурман». Торговое значение этот путь приобрел уже через многое время после падения Новгорода, когда в 1550-х годах в Белом море появились англичане. Наконец, верхнее течение Северной Двины и ее разветвлений, Сухоны и Юга, открывало пути на волжские рынки, которые для независимого Новгородского государства также можно назвать внешними. Но эти выходы для новгородской торговли в область верхней и средней Волги находились в руках часто враждебных Новгороду «низовских» князей, сначала Ростовско-Суздальских, а потом Московских. В XIV в. усилившиеся Московские князья обнаруживают уже намерение овладеть всем протяжением водных путей от устьев Северной Двины до нижней Волги. Таким образом, единственным, находившимся в непосредственном распоряжении Новгорода, выходом для сбыта продуктов его колонизационных предприятий, раскинувшихся на колоссальном пространстве северной России, были пути Ладожского бассейна. Центральным же узлом этих путей можно считать устье Волхова, где основалась Ладога, древний варяжский поселок, и где соединялись пути: с юга - Волховский, с запада - Невский, с северо-востока, от беломорских колоний Новгорода, -  Онежско-Свирский.

Великий князь Ярослав I (ум. 1054 г.), которому предание усваивало «правду и устав» Великого Новгорода, твердою рукою определил и внешнее положение Великого Новгорода на пути «из варяг в греки». Он поддерживал самые тесные сношения с варягами, со Скандинавией. Вступая в брак со шведской принцессой Ингигердой, он дал ей, в виде брачного подарка, Ладогу с областью ⁴). Овладев Киевом и закрепив за своим потомством владение всем протяжением великого пути «из варяг в греки», Ярослав навсегда связал политическую судьбу Новгорода с другими русскими «землями». Наконец, следуя варягам, бравшим дань с Чуди, т. е. с финских племен, сидевших на южных берегах Балтийского моря, Ярослав совершил поход на Чудь и построил там в 1030 г. город Юрьев (Дерпт), чем предуказал Новгороду стремление продвигаться к балтийским берегам на широком фронте, от Невы до пределов позднейшей Ливонии. В так широко очерченных Ярославом политических интересах Великого Новгорода Невский путь получал чрезвычайно важное значение, военное и, особенно, торговое.

Лет через 100 по смерти Ярослава по этому пути уже развивалась большая торговля Новгорода с Готландом и с немецкими городами, которые затем, в XIII веке, составили обширный торговый союз – «Ганву», с Любеком во главе. Предметами вывоза из Новгорода были: воск, меха, сало, кожи, лес, а ввоза: сукно, вино, металлы, хлеб. В самом Новгороде «купцы заморстии», т. е. ведшие торг с заморскими странами, объединились в корпорацию. Равным образом в Новгороде образуются и корпорации готских и немецких купцов, имевшие свои уставы – «скры» и строившие себе дворы и «ропаты» (церкви). Плававшие за море, в Любек, Визби, Готланд, Данию, новгородцы не только терпели разные стихийные бедствия, кораблекрушения, теряли товар и возвращались домой «нази», но также имели разные столкновения и неприятности в чужих краях, подвергались обидам и задержанию. Отсюда являлась необходимость упорядочения взаимных отношений договорами; в самом конце XIII века был заключен Новгородом, в подтверждение «мира старого», договор «со всеми немецкими сыны и с готы и со всем латинским языком» ⁵).

Утверждаясь на путях Ладожского бассейна, Новгород, прежде всего, сталкивался с окрестными финскими племенами: Ижорой, Корелой, Емью и Сумью. Отношения эти складывались различно. Ижора раньше других подчинилась политической власти и культурному влиянию Новгорода, и обычно была на его стороне. Влияние Новгорода преобладало первоначально и над Корелой, но в XIV в. оно уступает место влиянию Швеции. Емь, жившая к северу от Финского залива, была всегда враждебна Новгороду и многократно совершала нападения на его приладожские владения. Но самым опасным соперником Новгорода в борьбе за обладание Невским путем стала Швеция, энергично начавшая в XIII столетии завоевание Финляндии и обращение ее в христианство. Течение, Невы и берега Ладоги являлись естественной границей, на которой непримиримо сталкивались интересы Новгорода и Швеции. Особенно ожесточенная борьба за Неву тянулась около 100 лет со второй четверти XIII века. Во многих десятках «шнек» шведы нападали на новгородских гостей, ходивших за море, появлялись под Ладогой и, пересекая озеро, пытались брать дань на Кореле. От этих нападений страдала и внутренняя новгородская торговля. Летопись неоднократно упоминает, что «немцы», входя Невой в Ладожское озеро, избивали «обонежских купцов». В одном из таких походов на Неву в 1142 г. со «свейским князем» принял участие и епископ. Новгород хорошо понимал все значение грозившей со стороны Швеции опасности. В знаменитом походе 1240 года ярла Биргера на Неву со свеями и мурманами, Сумью и Емью Новгородцы усматривали намерение «восприяти Ладогу, просто же реши и Новгород и всю область Новгородскую». Знаменитая победа, одержанная в данном случае великим князем Александром Ярославичем, решающего значения не имела, и борьба продолжалась. Новгородцы не оставались в долгу и отвечали неоднократно ударами на северные берега Ладожского озера, где был основан «Корельский городок», и на северный берег Финского залива, на области Еми и Суми.

С XIV века борьба за Неву приобретает новый характер. Обе враждующие стороны, и Новгород и Швеция, пытаются укрепить свое положение здесь постройкой сильных крепостей. В 1300 году, рассказывает новгородская летопись, пришли в Неву «свей в силе велице», привели с собой «мастера нарочита» из самого «великого Рима от папы», поставили на устье Охты город, утвердили его «пороками» и «твердостью несказанною», нарекли ему гордое имя «Венец земли» (Ландскрона) и оставили в нем сильный гарнизон. Сооружение на Неве сильной шведской крепости создавало для Новгорода чрезвычайную угрозу, и вскоре великий князь Андреи Александрович с новгородцами, ладожанами и «полками низовскими» взял и разрушил эту крепость, опрокинув «высокоумье» врагов. Борьба снова возобновилась. На нападение шведов на Неву и Ладогу новгородцы отвечали походами «за море на Емь», т. е. на берега Финляндии. Наконец, Новгород также сделал попытку закрепиться на берегах Невы. Летопись кратко сообщает под 1323 годом, что новгородцы поставили город «на устье Невы на Ореховом острове». Это - Ореховец или Орешек, переименованный впоследствии Петром Великим в Шлиссельбург. Достойно удивления, что шведы не начали немедленной борьбы против новой новгородской крепости, которая была для них столь же неприятна, как Ландскрона для новгородцев. Мало того, в том же 1323 году послы свейского короля в Ореховце заключили с Новгородом вечный мир по старине, по которому впервые была проведена более или менее точная граница между новгородскими и шведскими владениями. По вероятному предположению одного старого историка, этот мир был заключен при посредстве Ганзейских купцов, интересы которых требовали безопасного пути по Неве.

Ореховский договор служил основою для всех позднейших дипломатических отношений между Россией и Швецией - даже до XVII века. Но «вечного» мира он не дал. Время от времени борьба за Неву вспыхивала с новым ожесточением. В 1348 году король шведский Магнус взял было Орехов и крестил Ижору в свою веру. Но новгородцы вскоре снова отвоевали столь важную для них крепость и постарались укрепить ее. Напряженность и явная непримиримость борьбы вызывала потребность и в идеологическом ее освещении. Важнейшие эпизоды борьбы обрастали легендами - о Невской победе Александра Ярославича в 1240 г., о бедствиях, постигших короля Магнуса за его посягательство на Русскую землю. В летописных сводах появляется «рукописание» Магнуса об этих бедствиях: «а за все то меня бог наказал за мое высокоумие, что есмь наступал на Русь, на крестное целование». Борьба за торговый путь представлялась вместе и борьбой за православную веру против «латынян» ⁶).

В XIV-XV веках достигла высшего своего развития морская торговля Новгорода с Ганзейским союзом. Как вспоминали много позднее, в середине XVI века, ганзейцы на своих съездах, их торговая контора в Новгороде была «фундаментом всех остальных контор», торговля с Новгородом – «лучшей школой коммерческого духа». По договору около 1301 года Новгород открыл «всем купцам латинского языка» еще «три пути горний» (сухопутные) по своей волости, а четвертый «в речках», с обязательством оборонять иноземцев в тех случаях, когда «будет нечист путь». Рядом договоров были точно определены: путь иноземных гостей от «Котлина озера», как называлась часть Финского залива от острова Котлина до устья Невы, порядок пользования новгородскими лоцманами, торговые пошлины, порядок торговых сделок.

Но в тот же период открываются новые исторические обстоятельства, представлявшие угрозу дальнейшему развитию Невского торгового пути. Крайняя трудность борьбы со Швецией за невские берега заставляла Новгород искать новых выходов к морю. Победы Александра Невского над шведами на Неве в 1240 году и над ливонскими рыцарями на Чудском озере в 1242 году обозначили два крайних пункта той линии, от Невы до Наровы, по которой Новгород подступал к морю. На этой линии возникают новгородские крепости Копорье и Ям на реке Луге. Создавалась, таким образом, широкая полоса приморских владений Новгорода, от Наровы до Невы и Ладожского озера, которую иногда Новгород отдавал «в кормленье» выходцам литовским князьям с обязанностью ее военной защиты; так в 1383 году князю Патрикию Наримантовичу даны были одновременно Орехов, Корельский городок, пол-Копорья и Лусское село.

Не раз порывались новгородцы и за Нарову, в сторону также большого водного пути в море по Западной Двине. Но в этом направлении Новгород и его «младший брат» - Псков столкнулись с сильным Ливонским Орденом. Река Нарова стала границей новгородских и орденских владений. Быстро расцветавшие прибалтийские города на территории Ордена - Рига, Ревель, Нарва выступили конкурентами Ганзы в торговле с русскими землями. Рига и сам Орден добивались совершенного запрещения доступа ганзейским купцам на Западную Двину и стремились упрочить непосредственные торговые связи с Новгородом. Под защитой Ордена проник в Новгород в конце XIV века один ломбардский купец. Итак, уже во времена независимости Новгорода его внешняя торговля начинала отклоняться в некоторой мере от Невского пути к западу, к балтийским гаваням, Нарве, Ревелю, Пернову, Риге.

Покорение Новгорода Московским князем Иваном III в 1471-1478 гг. отдавало судьбы новгородской торговли в руки новой государственной власти, которая рушила старые новгородские порядки и заменяла их своей «низовской пошлиной», как выразился Иван III в последних переговорах с новгородскими боярами.

В 1494 году великий князь Иван Васильевич повелел своим наместникам в Новгороде взять немецких гостей под стражу, дворы гостиные и божницу закрыть, товары спровадить в Москву. Всего было арестовано 49 человек купцов из городов: Любека, Гамбурга, Люнебурга, Мюнстера, Дортмунда, Брокенфельда, Унны, Эйнбека, Дюдерштадта, Ревеля и Дерпта - Официальным мотивом этого погрома выставлялись обиды новгородским купцам заграницей, особенно казнь двоих русских в Колывани (Ревеле) «без обсылки с великим князем и без обыску». Великий князь не открыл главного внутреннего мотива, о котором догадываются историки: Московский Государь желал сбросить с русской торговли стеснения, какие ставили ей монопольные притязания Ганзы и балтийских городов, сделать торговлю орудием своих широких политических интересов и открыть более свободный путь в Западную Европу ⁷).

Но, нанося закрытием немецкого двора убийственный удар новгородской торговле, Иван III следовал, все-таки, новгородской традиции в своих попытках пробиться к морским берегам. В 1492 году его повелением был заложен на Нарове, насупротив Нарвы (Ругодива) «град камен четвероуголен», названный в честь великого князя Ивангородом. Эта крепость дополняла линию старых новгородских укреплений на подступах к морю. В 1496 году Иван Васильевич посылал свою рать в Свейскую землю, под Выборг. Московская рать осаждала его с сентября до конца декабря, повоевала окрестную землю, но города взять не смогла. Эти предприятия показывали настойчивое намерение Московского Государства, по примеру Новгорода, выйти к морю на широком фронте, между Невой и северным побережьем Финского залива и Наровой. Но борьба с крепнувшей Швецией была в данное время не под силу и Московскому Государству. По мирному договору 1537 года границы между Московским Государством и Швецией восстанавливались на основе старого Ореховского мира 1323 года.

Разгром немецкой торговли в Новгороде вызвал большое волнение в торговых кругах Западной Европы. И Ганза и ливонские города оживленно обсуждали вопрос о восстановлении торговли с Россией. «Русская торговля, говорит один историк,—главная тема ганзетагов, многочисленных посольств к иностранным государям, причина враждебных столкновений Ганзы с ливонскими городами и Швецией. Ганзейцы готовы были все поставить на карту, только бы вернуть себе торговлю в России; она была их жизненным нервом; без нее вся Ганза должна была пасть» ⁸). Но все хлопоты о восстановлении Новгородской конторы конечного успеха не имели. Великий князь Василий III разрешил ганзейским купцам свободный приезд в Россию, но без всяких особых преимуществ. Неудачна была, вследствие протеста ливонских городов, и попытка Ганзы завести контору для русской торговли в Нарве.

В борьбе торговых интересов на Балтийском море для Москвы явственно обозначились в эту эпоху, в первой половине XVI века, два главных врага с двух сторон: Швеция и Ливонский Орден с его торговыми городами. Энергичный король Густав Ваза, родоначальник новой шведской династии, питал обширный замысел овладеть всем Невско-Ладожским бассейном, прикрепить русскую торговлю на Балтийском море к Выборгу и отрезать Московию от непосредственных сношений с Западной Европой. С 1557 года, действительно, усилился приезд русских купцов в Выборг, где русские товары продавались и ганзейцам и другим иностранцам. Выборгскому плаванию сочувствовали старые ганзейские города, с Любеком во главе; но оно вызывало протест Ливонских городов, желавших перетянуть к себе русскую торговлю. Ревель начал даже захватывать русских купцов, плававших в Выборг. В ответ на это шведы посылали особую эскадру крейсеровать перед Выборгом для защиты шведских и русских купцов.

Неожиданное событие, появление в Белом море и на Северной Двине английских кораблей открывало новую перспективу для торговой политики Москвы: русская торговля получала выход на настоящую «божью дорогу», «на великий океан море», запереть которую никому было «не мочно». Но эта перспектива обесценивала значение Невского пути. Заботы и помыслы Московского правительства сосредоточивались теперь на организации беломорской торговли и на добывании выходов за море через западные балтийские гавани.

Во всей полноте намерение Московского Государства пробиться к морю через Ливонию выразил царь Иван Грозный. Уже оканчивая войну в 1581 г. и вынуждаемый на тяжелый мир, он говорил: «если нам Ливонию всю уступить, то нам не будет ссылки ни с папою, ни с цезарем, ни с какими другими государями италийскими и с поморскими местами». В начатой в 1558 году войне против Ливонии большой успех сопутствовал первое время Грозному. Были взяты Нарва, Пернов, свыше 20 мелких городов, осаждался Ревель. Распадение Ордена вовлекло в войну за балтийские берега все прилегавшие к ним государства:

Швецию, Данию, Польшу. С напряженным вниманием следили за течением войны и непосредственно не заинтересованные западные державы. В то время как соперники Москвы, Швеция и Польша, пугали европейское общественное мнение великой опасностью со стороны московских варваров, овладевающих морем, купеческие фирмы Германии высказывались за дружбу с победоносной Москвой и за свободу торговых с ней сношений. Но в конце концов Москва не выдержала крайнего напряжения своих сил, когда Польша и Швеция выставили армии с такими блестящими полководцами во главе, как Стефан Баторий и Понтус Делагарди. Осенью 1580 года Делагарди, перейдя русскую границу в двух милях от Выборга, захватил Кексгольм (Корельский городок), а в следующем году вся полоса старых новгородских владений, от Кексгольма до Нарвы, и весь южный берег Финского залива очутились в руках Швеции. Большая политика Ивана Грозного, имевшая целью приобретение морских берегов, поражавшая уже современников широтой захвата и энергией выполнения, потерпела полное крушение.

При царе Федоре часть утраченного удалось было вернуть. Вновь завоеваны были в 1586 году Копорье, Ям и Ивангород; Нарвы взять не удалось, и безрезультатно московская рать воевала около Выборга. По Тявзинскому миру в 1595 году, Москва получила Кексгольм; Швеции предоставлялась полная свобода торгового плавания в Ладожское и Чудское озера; ни один иностранный купец не должен был приезжать в Нарву; русские могли торговать в Швеции, Финляндии и Эстляндии.

В первые два десятилетия XVII века, когда политическая и социальная смута поставила Московское Государство на край гибели; когда королевич Владислав польский и королевич Филипп шведский выступали кандидатами на Московский престол, Швеция при короле Густаве-Адольфе достигла высшей точки своего могущества и влияния на европейские дела. Она не могла, естественно не использовать всемерно своего превосходства над противниками в борьбе за Невско-Ладожский бассейн и вообще за балтийские берега. В 1606 году, когда московская смута входила в полосу наибольшего развития, Швеция требовала возвращения ей Нотебурга (Орешка), Кексгольма, Яма, Копорья, Ивангорода и Колы (на Мурмане). В 1609 году король Карл IX в переговорах с князем Скопиным-Шуйским о помощи царю Василию против Самозванца уже высказал мысль о захвате самого Новгорода. Эта мысль была приведена в исполнение генералом Яковом Делагарди (сыном знаменитого Понтуса) в 1611 году. Овладение Новгородом было высшим достижением Шведской большой политики, борьбы за Невский путь. Было ясно уже в старые новгородские времена, что борьба за Неву не могла решиться единичными блестящими победами той или другой стороны, или сооружением крепостей на берегах Невы и Ладоги. Невская проблема требовала широкого решения. Хозяином Невы мог стать только тот, кто имел силы овладеть Невско-Ладожским бассейном в самых широких его пределах и утвердить свое господство на всем Финском заливе ⁹).

Но удержать за собой надолго Новгород с прилегающей областью Швеции было трудно; раззоренный в Смуту край являлся для нее довольно тяжелой обузой ¹⁰). Внимание короля Густава-Адольфа переносилось на отношения к Польше, на германские дела и он поспешил заключить мир с Москвой в Столбове, в 1617 году. Возвращая Новгород Москве, Швеция сохранила за собой всю широкую стратегическую полосу от Наровы до Ладожского озера. В своей речи на сейме в Стокгольме, в том же 1617 году, Густав-Адольф чрезвычайно высоко оценил значение Столбовского договора: «Благодаря уступке шведам Ивангорода, Яма, Копорья, Нотебурга и Кексгольма, мы вполне гарантированы и в Эстляндии, и в Финляндии от всяких нападений со стороны русских. Финляндия отделена от России Ладожским озером, по ширине своей равняющимся Балтийскому морю между Швецией и Аландом. Как полякам, так и русским будет трудно перескочить через этот ручеек. Да еслиб им это и удалось, то впереди ожидали бы их две крепости - Нотебург и Кексгольм. Эстляндию защищает Нарва и Ивангород, озеро Пейпус и впадающая в него Нарова. С востока Швецию отделяют от России непроходимые болота. На случай будущей войны все выгоды на стороне шведов; Невою можно перевести войско по Ладожскому озеру Волховом к самым воротам Новгорода; Свирью легко достигнуть Онеги и Онежской земли и, таким образом, без особенного труда завоевать всю Новгородскую область, лучшую из областей русских. Без труда шведы могут достигнуть и Пскова, куда удобно свозить провиант и оружие Наровою и Пейпусом. Без нашей воли русские купцы не могут показаться на Балтийском море ни с одною лодкою. Кроме всего этого, шведы теперь могут руководить по своей воле Нарвскою торговлей. До войны русские препятствовали правильному ходу торговли, из-за чего между Швецией и Россией происходило не мало столкновений. Области, теперь уступленные шведам, отличаются плодородием; в них много рек, богатых рыбою, много лесов с изобилием дичи и пушных зверей, меха и шкуры которых высоко ценятся. Вся эта богатая русская торговля теперь должна проходить через наши руки, так что при новой таможенной организации доходы Швеции в значительной степени увеличатся" ¹¹).

      Что же сделала Швеция с Невским краем, носившим теперь название Ингерманландии, и с Невским путем за столетие почти твердого им обладания и до Северной войны начала XVIII века? Во времена новгородского владычества и в первой половине XVI века этот край, входивший в состав Водской пятины, в значительной мере обрусел. По переписной книге Водской пятины 1500 года в состав ее входили уезды Ямской, Копорский, Ореховский, Ладожский, Корельский. В Ореховском уезде, к которому принадлежали как раз берега Невы, насчитывалось 8 погостов. Земли распределялись между мелкими новгородскими помещиками и «своеземцами» (собственниками), церковными учреждениями и крестьянами дворцовыми. Хозяйственное и культурное развитие населения не выходило из обычного уровня культуры Новгородского края. Среди финнов новгородские церковные власти еще в XVI веке обнаруживали следы язычества. Традиции русского социального и хозяйственного быта сохранялись до позднейших шведских времен. В определении поземельных податей по «obsche» легко узнать древнюю новгородскую «обжу», хозяйственно-окладную единицу, а в «bobbler» русского «бобыля» ¹²).

После беспрерывных и тяжких войн 2-й половины XVI века и эпохи Смуты Невский край был настолько опустошен и так обезлюдел, что первой задачей Густава-Адольфа стала его колонизация, в соответствии с политическими интересами Швеции. По Столбовскому договору русским дворянам, гражданам и церковникам предоставлено было право перейти в пределы России. Многие имения и деревни запустели, но некоторые дворяне остались и приняли шведское подданство. Тотчас по заключении мира особым манифестом шведские подданные, преимущественно дворяне, а также иностранцы немцы, приглашались заселять Ингерманландию. Лицам податных сословий земли давались в аренду, дворянству в «ленные вотчины». Одно из ингерманландских имений Я. Делагарди находилось в устьях Невы, на Васильевском Острове, в будущем Петербурге. Наконец, был составлен план сооружения вдоль Невы ряда укреплений. Целиком этот план не осуществился, но около 1611 года на устье Охты было построено небольшое укрепление, Нюисканц или Ниеншанц (Невский шанец).

Но, энергично устраивая Ингерманландию, Густав-Адольф, как верно отметил старый историк Невы А. Гиппинг, по отношению к невской торговле не обнаружил широкого творческого плана. По торговому уставу 1614 года только двум городам Финляндии дозволялось вести свободную торговлю с иностранцами, Або и Выборгу. О торговле по Неве вовсе не упоминалось. Новым уставом 1617 года иностранцам открыты были на Финском заливе Або, Выборг и Ревель и, некоторое время, Гельсингфорс и Борго. Шведским подданным предоставлено было торговать со всеми прибалтийскими городами, имевшими торговое право, при чем для торговли с Россией дозволялось приезжать в Неву, в Ниеншанц, еще не имевший специальных городских привилегий. Тем не менее здесь стали появляться и иностранные корабли. Но, повидимому, вследствие протеста Выборга, как главного порта для торговли с Россией, в 1622 году иностранцы лишались права торговать в Ниеншанце под угрозой конфискации кораблей и товаров. В 1638 году это запрещение было отменено, но за Ниеншанцом до конца оставалось значение пункта, главным образом, местной торговли с Россией. Вся политика Швеции по отношению к Невской торговле оказывалась проникнутой духом узкого провинциализма, традицией средневековых городских интересов ¹³).

Московское же правительство не забывало широких планов Ивана Грозного о выводе русской торговли на Балтийское море. В 1655 г. один русский купец выражал шведским послам пожелание, чтобы шведский король уступил царю Ингерманландию, за что царь отказался бы от притязании на Литву. В 1656 году вспыхнула новая война со Швецией. Оффициально, от имени царя шведский король обвинялся в том, что он «всякими мерами промышляет, чтоб ему Варяжским морем всем завладеть, в торговых промыслах всем больше утесненье сделать». Большая московская армия под предводительством самого царя Алексея направилась в Ливонию, овладела Дерптом, Кокенгузеном, Динабургом и осаждала Ригу. Другой удар направлен был на Ингерманландию. Московское войско страшно раззорило весь при-Невский край и безуспешно пыталось взять Орешек и Кексгольм. Слабый же Ниеншанц был русскими взят и разрушен. Не добившись, однако, никакого прочного успеха, русские оставили Ингерманландию. Бесплодная для обеих сторон война окончилась Кардисским миром в 1661 году, восстановившим прежнее положение. В мирном договоре упоминалось о беспрепятственной торговле русских в Ниеншанце, уравненном вслед затем с Нарвою и с Ревелем в таможенных правах по отношению к русской торговле. Но, как заметил упомянутый выше историк Невы и Ниеншанца, Гиппинг, чем ближе к концу столетия, тем яснее сказывалась в каждом распоряжении Шведского правительства мелочное желание умножить доход казны за счет преимуществ русским купцам и промышленникам, которые все шире раскидывали в шведских пределах сеть своей торговли не только обычным русским сырьем, но даже и иностранными товарами ¹⁴). По сообщению иностранца Кильбургера о русской торговле в 1674 году, русские купцы проводили прямо из Швеции на ладьях в Ладожское озеро красную и зеленую медь, железо и сталь, количество которых не поддавалось учету.

Наступила эпоха последней борьбы за Неву, продолжительная Северная война. В плане коалиции Польши, Дании, Бранденбурга, России против гегемонии Швеции на севере Европы роль России указывалась с большими предосторожностями. Как доказывал королю польскому Августу составитель этого плана, известный Паткуль, «надо опасаться, чтобы могущественный союзник (Россия) не выхватил у нас из под носа жаркое, которое мы воткнем на вертел; надобно договориться с царем, чтоб он не шел дальше Наровы и Пейпуса; если он захватит Нарву, то ему легко будет потом овладеть Эстляндией и Лифляндией». Когда в Москву в 1699 г. приехали посланцы польского короля склонять молодого царя Петра к войне со Швецией, они соблазняли его выгодами торговли со всеми нациями, перспективой большого политического могущества, т. е. всем тем, что хорошо было известно в Москве во времена Ивана Грозного. Но союзники толкали Петра на берега Невы, на второстепенный театр войны, а Петр остался верен старому московскому плану и, начав войну, свой первый удар направил в августе 1700 года на Нарву, откуда, в случае успеха, он, несомненно, двинулся бы и дальше на запад. Но потерпев поражение в ноябре под Нарвой, Петр по новому договору с королем Августом соглашался оставить ему Лифляндию и Эстляндию, а на себя брал борьбу со шведами в Ижорской земле и Карелии. Взятие 11 октября 1702 года Нотебурга, старого новгородского Орешка, переименованного теперь в Шлиссельбург (Ключ-город), явилось действительным ключем к невской операции. 1 мая следующего года сдался русским Ниеншанц, 5-го мая сам «бомбардирский капитан Петр Михайлов» и поручик А. Меньшиков с гвардейскими полками одержали первую морскую «никогда бываемую викторию», захватили несколько шведских кораблей на взморье Невы. Тогда же Петр верным глазомером определил и тот стратегический центр в Невском устье, остров Енисаари, на котором была заложена новая крепость, ядро будущего Петербурга ¹⁵).

По своим внешним эпизодам невская операция 1702-1703 года напоминала очень старые времена. Но действительная ее новизна, притом громадного исторического значения, заключалась в том, что Петр сумел поставить обладание Невой в центре развивавшегося по ходу событий стратегического плана всей Северной войны. И завоевание прибалтийских провинций, которые он в начале готов был уступить Польше, и завоевание Финляндии и последнюю схватку с Карлом XII под Полтавой он оценивал с точки зрения укрепления Петербурга, как нового военно-политического центра. Извещая Ф. М. Апраксина о полтавской победе, он писал: «ныне уже совершенно камень во основание С.-Петербурга положен с помощью Божиею». Овладев Выборгом, старым соперником невской торговли, Петр назвал его «подушкой для Петербурга».

Обращая Петербург в столицу, военно-политический центр новой Империи, Петр не медлил ни минуты, чтобы сделать из него и главный порт для русской внешней торговли со всеми странами мира, притом торговли самостоятельной, «сделать, по словам Фоккерродта, из своих подданных настоящих купцов и довести их до того, чтобы они отвозили товары и сбывали их в чужих краях не чрез посредство других мореплавательных народов, а на собственный счет и на своих судах». Были приняты решительные меры: принудительно подавлена конкуренция привычного для русских-купцов Архангельского порта, частично ослаблена конкуренция других прибалтийских портов по экспорту товаров из внутренних губерний, начата система каналов для соединения Невы с Волгой, внутри государства и заграницей всячески распространялись известия о новом порте. И рост Петербургского порта, действительно, быстро шел в гору. За десятилетие с 1714 по 1724 год число вошедших в Петербург кораблей возрасло с немногих единиц до 180. Из общего оборота торговли на Балтийском море в 1793-1797 годах в 71 милл. руб. на долю Петербурга приходилось 51 милл., Риги - 12 милл., Либавы, Пернова, Ревеля и других - от 3 до 1 милл. По вычислению одного иностранного исследователя русской торговли конца XVIII века на Петербург приходилось 60% всего русского экспорта, Наибольшая его часть шла в Англию, затем в Данию, Германию, Италию, Португалию, Сев. Америку ¹⁶).

На почве таких глубоких исторических процессов, вызвавших к жизни древний Невский путь, начал вырастать Петербург в город мирового значения.

1927 г. 15 мая.

1) Проф. Ю. В. Готье. Очерки по истории материальной культуры Вост. Европы. I. Ленингр. 1925, стр. 70-71.

2) Н. И. Репников. Старая Ладога в сборнике Новгородского Общества любителей древности, вып. 7. Его-же. Раскопки в Старой Ладоге, там же, вып. 3.

3) Академик С. Ф. Платонов. Прошлое русского севера. 1923, гл. 2.

4) А. И. Ляшенко. Eymundar Saga и русские летописи. Известия Академии Наук СССР. 1926. .V 12.

5) М. Бережков. О торговле Руси с Ганзой. СПБ. 1879. Тексты договоррв Новгорода с немецкими городами в Памятниках истории Вел. Новгорода. Под ред. С. В. Бахрушина (Памятники рус. истории. Изд. Н. Н. Клочкова). М-1909.

6) Известия о борьбе за Неву, главным образом, в Новгородских летописях, а также в позднейших сводах. См. Полное Собрание рус. летописей, т. III, IV, V, VII.

7) Бережков. О торговле Руси с Гянзой. стр. 258-264.

8) Г. В. Форстен. Балтийский вопрос в XVI-XVII столетиях I, 1893, стр. 1-5.

9) Подробное изложение борьбы за балтийские берега в упомянутом выше двухтомном труде Г. В. Форстена - Балтийский вопрос, 1893 - 1894.

10) Переписка короля Густава-Адольфа и других шведских деятелей в 1611-1615 гг. о Новгороде и о мире с Москвой в Арсеньевских шведских бумагах в сборнике Новгород. Общества любителей древности, вып. 5.

11) Форстен, Балтийский вопрос, II. стр. 149.

12) Переписная окладная книга по Новгороду, Водской пятины, Корельского городка с уездом 1708 года во Временнике Московского Общества истории и древностей российских. кн. 12. Писцовые книги Ижорской земли, изд. Археографической Комиссии под ред. А. А. Куника.

13) Богатый материал для истории русско-шведской торговли через Архангельск и Балтийское море в донесениях шведского комиссара в Москве, Радеса 1650-1655 гг. Здесь несколько упоминаний о Ниэне на Неве, как одном из торговых пунктов. Чтения Общества Истории и древностей российских, 19Э5, II.

14) А. И. Гиппинг, Нева и Ниеншанц. 2 части. СПБ. 1909. Его же - Сборник документов, касающихся истории Невы и Ниеншанца 1916 А. С. Лаппо-Данилевский, Карты и планы Невы и Ниещанца. собранные А. Г. Шиппингам и А. А. Куником. СПБ.. 1913.

15) С. М. Соловьев, История России, т. XIV.

16)   Обильный материал по истории Петербургского порта в XVIII в. в огромном труде Мих. Чулкова - Историческое описание российской коммерции, т. IV. кн. кн. 1-6. Литература в книге М. И. Кулишера - Очерк истории русской торговли

Проф. С. В. Рождественский.

Труды Ленинградского общества изучения местного края. Том 1. 1927 год.